В феврале 2008 г. Иванова договорилась с Поповой о покупке жилого дома с земельным участком за 50 тыс. руб. и передала последней в счет сделки 10 тыс. руб. В расписке Попова написала, что приняла указанную сумму в счет оплаты дома и земельного участка, и что оставшуюся сумму (40 тыс. руб.) она получит после оформления ею документов на дом, которые обязалась «справить» в максимально короткий срок.
Поверив Поповой и будучи уверенной, что та является собственником отчуждаемых объектов, Иванова с согласия Поповой вселилась в квартиру 1 марта 2008 г. и стала производить ремонтные работы, поскольку дом находился в состоянии, не пригодном для проживания (в ряде оконных рам отсутствовали стекла, были разморожены отопительные трубы и котел, со стен обвалилась штукатурка, отклеились обои, электропроводка в ряде комнат была неисправна), и провела в него воду. Общая сумма затрат на улучшение жилищных условий составила 37 тыс. 675 руб.
Однако оказалось, что Попова ввела Иванову в заблуждение: она не собиралась продавать дом и через некоторое время подала иск в районный суд о выселении Ивановой из жилого (уже отремонтированного) дома, взыскании 20 тыс. руб. за ухудшение жилищных условий (отопительный котел из подсобного помещения был перенесен в кухню), госпошлины, а также о взыскании 12 тыс. руб. оплаты за проживание в течение 1 года в указанном доме. При этом Попова ссылалась на то, что 1 марта 2008 г. Иванова вселилась в спорное жилье на условиях временного проживания при устной договоренности о последующем выкупе. Подлежит ли иск удовлетворению?